В осенний час внутри простого лета

металась бабочка цитатой из балета,

сохатый жук сидел на длинной шее

цветка, и лес служил Вам отраженьем,

когда, подъяв на пальце стрекозу,

за ней, виляя, Вы летел в лесу,

и лик сохатого, ольхой украсив губы,

являл Вам мысль: «Ну что ему Гекуба?»

13 января 1967

Экспромт Михнову

Даст Бог, удастся восхитить

твой  ум, как ты мой восхищаешь:

я  те счастливые стихи

тебе небрежно посвящаю…

/ 1968 или 1969 /

Душа не занимает места,

ибо бытует бестелесно.

Скопленье душ не нарушает пустоты.

О ты,

моя душа, к которой обращенье

я начинаю с «О!»,

О, О,

которое само

есть лёгкой пустоты сгущенье!

вы мне напоминаете самих себя,

когда хочу я быть растенье.

Когда, душа, я буду только ты,

летая над высокой ночью,

довольно будет пустоты?

Боюсь, не стала бы короче!

Когда незрима (столь тонка)

тень наша ляжет на века,

и мне в лицо посмертной маски

все вдруг затыкают указкой,

и будут вколоты в петлицы

мои серебряные лица, -

с участием Ален Делона

пойдёт кино про Аронзона,

где будут все его друзья

(которым так обязан  я):

Михнов, что худо ль, хорошо

живёт как будто после смерти,

стал раньше времени душой,

и навещают душу черти.

Засмертный друг мой, мой святой,

непосещаемая Мекка,

благодарю судьбу за то,

что мы не разминулись веком.

Вперёд меня не умирай:

к Всевышнему найду я руку,

и будет ждать тебя не мука,

всё тот же ад, но только рай…

/март 1968/

Сонет ко дню воскрешения Михнова Евгения

Да будет празднеством отмечен

из века в век твой день  рожденья!

мой друг, твое мгновенье   -  вечность,

но что успеешь за мгновенье!

Но и за светопреставленьем       

 найдём ковчег исполнить встречу,               

зажжём торжественные свечи, 

 чтоб наших душ увидеть тени!

Вперёд меня не умирай,                

к Всевышнему найду я руку,            

и будет ждать тебя не мука -

всё тот же ад, но только рай.

Всё той же влаги изобилье,

всё тот же я,

но только в крыльях.

5 июля 1969 года

Евге Мехнов - Суворов туши,

а Македонский живопистства,

я - вовнутри, а ты - снаружи,

и не с кем Гоголю напиться.

Вернись, я бабу поднесу,

нафаршированную лаской,

из Мельца вырежу колбаску,

пущу  чучмека  на мацу.

 Лишь Петербург  тебе к лицу,

 взгляни хоть в грязное зерцало,

 оно ответит генералом

 на густо засранном плацу.

 Всё ухо приложи к стиху,

 и вчинне  верующим массам

 по стойке смирно высунь х..,

 пускай посмотрят на лампасы.

Вот  гениальности  урок,

но нашей славы пуст оброк,

а ныне пуст тобой Петрополь  -

гнездо поэтов и царей,

ты ждешь, наверно, рифмы жопа,

так на, хватай её скорей!

Вернись, в довольстве и любви

пойдёт беседа наша мирно   

о том, что жизнь - подобье ширмы,

где вышит  змей и соловьи,

где до беременности сытый

сидит японец на ногах

и свой почёсывает пах  –

гадает, что за ширмой скрыто.

О, генерал, зову, вернись,

в казарм  невылетевший  улей,

и сто поклонов тебе шлю я, 

как будто вызванный на бис.

Уже иду тебя встречать,

о, генерал,  моя свеча.

/1969?/ (Стихотворение, как и «Сонет ко дню воскрешения Михнова Евгения»,  было написано  без знаков препинания и пропусков между словами  – в виде бутылочки – по её контуру, в подарок  Е. Михнову-Войтенко.)

Нас  всех по пальцам перечесть,

но по перстам! Друзья, откуда

мне выпала такая честь

быть среди вас? Но долго ль буду?

На всякий случай: будь здоров

любой из вас! На всякий случай,

из перепавших мне даров,

друзья мои, вы – наилучший!

Прощайте, милые. Своя

на всё печаль во мне. Вечерний

сижу один. Не с вами я.

Дай Бог вам длинных виночерпий!

/1969/

Альтшулер*,  мой голубчик голубой*,

ты надо мной поплачь, я над тобой.

Спаси меня, и я тогда спасу

твои печали и твою красу.

Я в городе чужом, в чужом дожде.

Я в нём ищу тебя, хоть нет тебя нигде,

нет оттого, что как-то за трубой

ты слился с небом, столь ты голубой…

Москва, 1968

(*Вариант  «Евгений, мой голубчик голубой»  был подарен позднее Михнову.)

*голубой  –  раньше слово имело лишь значение  цвета.

ПОДНОШЕНИЕ   СУПРУГЕ

Вам в праздник навсегда даря

не шубу, не блокнот, не люстру,

не утварь пышную дворян,

нет, и не розу января, -

глядя на Вас с тем самым чувством,

когда всё, что без Вас, то зря, -

шедевр михновского искусства

преподношу, рублём соря…

31-1 1966-67

        Глупец,  кто в дом мой не вошёл,

        где всё изысканно и умно.

        Здесь иногда под сводами висят холсты, картоны,

графика Михнова, приличная Флоренции и Лувру,

        по вечерам Глен Гульд или Казальс играют Баха,

        можно угадать и угодить на читку вслух стихов,

из авторов тут популярен Данте, кроме него: из Библии

стихи, сегодня, например, был Хлебников у власти;

        хозяин дома тоже стихотворец.

        Теперь ты видишь, сколь ты глуп, дурак.

        Глупец, ты не знаком с моей женой, а если и знаком,

то глуп тем паче, что познакомясь, с ней не переспал:

Семирамида или Клеопатра – все рядом с ней вокзальные

кокотки, не смыслящие в небе и грехах!

1970

Стали зримыми миры

те, что раньше были скрыты.

Мы стоим, разинув рты,

и идём иконы свитой.

Нам  художник проявил

на доске такое чудо,

что мы, полные любви,

вопрошаем: взял откуда?

Всё, что мы трудом творим,

было создано до нас,

но густой незнанья дым

это всё скрывал от глаз.

Всё есть гений божества:

звуки, краски и слова,

сочетанья их и темы,

но как из тёмного окна

пред  ним картина не видна,

так без участия богемы,

что грязь смывает с тёмных стёкол,

ничего не видит око.

/1967?/

Что явит лот, который брошен в небо?

Я плачу, думая об этом.

Произведением хвалебным

в природе возникает лето.

Поток свирепый водопада

Висит, висит в сияньи радуг.

Повсюду расцвели ромашки.

Я их срываю, проходя.

Там девочки в ночных рубашках

резвятся около дождя.

Себя в траве лежать оставив,

смотрю, как падает  вода:

я у цветов и речек в славе,

я им читаю иногда.

Река, приподнята плотиной,

красиво в воздухе висит,

где я, стреноженный картиной,

смотреньем на неё красив.

На холм воды почти садится

из ночи вырванная птица,

и пахнет небом и вином

моя беседа с тростником.

/1969/

Несчастно как-то в Петербурге.

Посмотришь в небо – где оно?

Лишь лета нежилой каркас

гостит в пустом моём лорнете.

Полулежу. Полулечу.

Кто там полулетит навстречу?

Друг другу в приоткрытый рот,

кивком раскланявшись, влетаем.

Нет, даже ангела пером

нельзя писать в такую пору:

«Деревья заперты на ключ,

но листьев, листьев шум откуда?»

1969